«Мы, молодёжь, украдкой наблюдали за выражением их лиц во время службы. Перед началом, бывало, смотришь - перед тобой стоит обыкновенный старик. Но стоило только прозвучать из его уст: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа…» - и всё, нет больше того простодушного старика! Преображаясь на глазах, перед престолом вырастала духовная глыба».

Фото pravmir.ru

Духовник нашей епархии отец Андрей недавно рассказывал об опыте своих первых лет священства. Сразу по окончании семинарии он стал сотрудником издательского отдела Московской патриархии, которым тогда руководил покойный ныне митрополит Питирим (Нечаев). Он же впоследствии и рукополагал Андрея в пресвитеры.
Владыка тогда был в сане архиепископа и считал себя ответственным за каждого ставленника, который выходил в священство из-под его руки. Несмотря на постоянную занятость, он искал любую минутку, чтобы как можно чаще общаться с молодыми священниками. Собирал молодых батюшек и устраивал чаепития. И всякий раз делился с ними чем-нибудь полезным из своего богатого жизненного опыта. 

Владыка Питирим (Нечаев)

- Больше всего, - вспоминал отец Андрей, - мы любили слушать воспоминания владыки Питирима о старых священниках, которых он успел застать. Некоторые из них приняли сан ещё в дореволюционное время, кто-то прошёл через советские концлагеря.
Они мало что о себе рассказывали. Тогда, вообще, мало кто о чём рассказывал или делился с окружающими своими мыслями и чувствами. Время такое было. Люди предпочитали молчать.
«Мы учились у них опыту веры по их отношению к своим священническим обязанностям. Даже просто по тому, как эти старые батюшки облачались в священнические одежды, как подходили к престолу. Как трепетно они служили.
Мы, молодёжь, украдкой наблюдали за выражением их лиц во время службы. Перед началом, бывало, смотришь - перед тобой стоит обыкновенный старик. Но стоило только прозвучать из его уст: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа…» - и всё, нет больше того простодушного старика! Преображаясь на глазах, перед престолом вырастала духовная глыба. Глыба, которую не сдвинули с места ни унижения, ни тяжёлые работы, ни даже страх насильственной смерти.
Помню, приходил на службы в Москве в Богоявленский Елоховский собор один старенький больной протодиакон. Шел тяжело, обычно опираясь на палочку. После многих лет, проведённых в местах заключения где-то далеко на севере, у него развилась астма. Он тяжело дышал, но всякий раз, когда ему только позволяло здоровье, отправлялся служить литургию.
Сил у него хватало лишь на то, чтобы за всю службу один единственный раз выйти на амвон и произнести великую ектению. Я смотрел на то, как он сосредотачивался, откладывал в сторону тросточку, и решительным шагом выходил на солею. Подойдя к Царским вратам, он останавливался и провозглашал:
«Миром Господу помолимся…»
Никогда больше в своей жизни я не слышал, чтобы ещё кто-нибудь произносил эти двенадцать молитвенных прошений мирной ектении так, как произносил этот человек. Казалось, будто его голос звучит отовсюду. И слева от меня, и справа. Он звенел высоко в куполе, отражался от стен, обрушиваясь на человека со всех сторон. Даже каменный пол и тот не оставался в стороне, тоже резонировал и звучал. 

Как же я любил эти минуты. Хотя «любил», наверное, в этом случае - не совсем подходящее слово. Я благодарил Бога за то, что Он дал мне услышать такой голос, и в благоговении вытягивался перед Господом в струнку.
Потом старый диакон возвращался в алтарь. Силы его оставляли. Он садился на приготовленный для него стульчик и, опираясь всё на ту же тросточку, тихо молился. До сих пор передо мной лицо этого праведника.
И вот как-то вдруг я заметил, что отец протодиакон перестал приходить на службы. А потом мы узнали, что нашего старичка разбил паралич. Всё, что он теперь мог, – лежать в постели и молиться, да и то лишь про себя. Язык его больше не слушался. Так он проболел несколько месяцев и скончался. Но перед смертью - это его матушка на поминках рассказывала - пришёл в себя. И вдруг ясно, очень отчётливо произнёс:
- Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
С этими словами он закрыл глаза и уснул уже навсегда».