Мы пересекали заснеженную степь Саракташского района, безжизненную, словно космос, в абсолютной черноте раннего зимнего утра. Метель заметала следы, а ураганный ветер грозил снести машину с дороги. Шли «по приборам». «Всё-таки МЧС объявляет штормовые предупреждения не ради забавы, – думалось мне сквозь наваливающийся сон. – Долго хотел сюда приехать и вот выбрал времечко…» «Кажется, мы на месте», – сказал водитель Виталий, выруливая на пригорок, пригасив свет фар. 

   В чернильной мгле виднелся подсвеченный храм. Он, словно орбитальная станция, висел в космосе. Свято-Андреевский мужской монастырь. 

    Для того чтобы понять образ жизни и мыслей монаха, нужно им быть. Поверь, читатель, молитва, помыслы, борьба внутри другого человека – это вселенная, пролететь которую нам не дано. Здесь у каждого свой путь. Я приехал сюда незадолго до Крещения Господня для того, чтобы хотя бы просто УВИДЕТЬ.  

   В понимании многих монастырь – это строения с тесными каменными кельями под землёй, скупо освещёнными огарком свечи, где с потолка капает вода, а посреди сидит со старинным Евангелием непрерывно молящийся отшельник, годами не видящий белого света. Это совсем не так. Несмотря на предназначение этого места, я видел, что вокруг меня ежеминутно что-то происходит. Богослужение в храме два раза в день: утреннее с 7 до 10 и вечернее с 17 до 20, а между этими событиями у обитателей монастыря много дел. 

  Прежде всего убрать снег: пропустишь день – не откопаешься, испечь хлеб, приготовить братьям пищу (монахи не едят мяса, только рыбу), убраться в кельях, поработать в столярном цехе, продолжить роспись храма и многое другое. 

   Праздность - матерь многих грехов, здесь не живёт. Просто эти люди любое действие совершают, непрерывно молясь. От этого и еда вкуснее, и лик, написанный на стене храма, краше. 

    Мобильными телефонами пользуются только старшие братья и молодёжь – ещё не определившиеся послушники. Большая часть добровольно отдаёт их настоятелю, ведь всегда есть соблазн поговорить с друзьями-приятелями, да и домой звонить, как здесь говорят, не полезно, потому что не о том начинает думать человек, посвятивший свою жизнь служению Богу. Интернет, как сказал мне один из братьев, «плохой по Божьей милости», поэтому электронные письма исключительно по хозяйственной надобности отправляют со смартфона. 

   Впрочем, все эти хлопоты как бы окаймляют главную ценность этого места – людей. Я говорил с монахами о многом – газеты не хватит, поэтому приведу лишь некоторые выдержки наших бесед.

   Игумен Евлогий, наместник Свято-Андреевского монастыря, монах: 

    – В своей прошлой жизни я много чем увлекался. В 14 своими руками собирал мопеды, затем занимался разными видами единоборства, больше всего ушу, около трёх лет. Всё получалось, но всё быстро надоедало, причём с течением времени всё быстрей. Поступил и закончил Саратовскую консерваторию. Именно в тот период я стал верующим. Мне нравились службы, любил петь в церкви. Когда я впервые попал в монастырь, у меня ещё не было планов становиться монахом. Думал, что это не для меня, что всё это слишком серьёзно, но прошёл месяц, полгода, год. И службы-то были тяжёлыми, с пяти утра, без выходных, однако я обнаружил, что это не приедается, что мне очень нравится. Ощутил, что есть ради чего жить.

   Иеромонах отец Дионисий: 

   – Монахами просто так не становятся. Только по призванию. Бог призывает. 

   Я поступил в художественное училище в Екатеринбурге будучи совсем молодым, и хорошо, что оно меня тогда сформировало, дало установку на искусство. Когда я пишу икону, я молюсь, это приносит мне удовлетворение. И ещё у меня есть в этом свой интерес: я же пишу иконы для людей, они будут молиться, может быть, и меня помянут. Ну а уж если не они, то помянет тот святой, лик которого я написал. Ведь каждый раз, когда я творю, я выхожу на связь с тем, кого пишу, и понятно, что заручаюсь и его молитвенной помощью. А ещё мы поём на клиросе. И если петь что-то византийское, иногда перед глазами встают византийские мозаики. Оживает древность христианства. В монастыре жить сложно, но интересно. Сложность заключается в борьбе со своими страстями, со своими немощами, со своей природой падшей. И когда мы видим, как Господь в нас побеждает, это укрепляет веру нашу.

   Отец Варнава: 
   – Монахи – это люди, которые поставили себе цель – спасение души. Это для нас самое главное, и форма жизни монашеской, существующая с IV века, максимально приближена к решению этой задачи. Если для вас главное – зарабатывать деньги, вам не сюда, мы даём обет нестяжательства; если хотите наслаждений, снова мимо, мы держим себя в строгости. Нам запрещено жениться. В монастырь приходят за спасением, ибо в миру многое мешает. Я вот преподавал иностранные языки в педагогическом институте. Начинаешь поститься, и люди на тебя косо посматривают. Потом спрашивают, а чего ты бороду отпустил? Захочешь помолиться, а у тебя работа, обязанности разные, на дачу нужно ехать обязательно в воскресенье. 

   Поэтому когда я впервые посетил Оптину пустынь, мне показалось, что это рай на земле. Стоило только перешагнуть порог, а душа мне и говорит: «Ну вот, наконец-то. Я всегда сюда хотела. А ты меня 30 лет мотал неизвестно где…» Было ощущение, что наконец-то пришёл домой, и никуда не хочешь уходить. Люди попадают сюда по-разному, но обычно это призыв Господа. Чаще всего это продиктовано какими-то жизненными обстоятельствами. Мои были скорбными, но именно тогда я осознал Бога не как абстрактную идею, а как личность. Иногда я, выполняя здесь послушание, делаю открытки на Рождество или Пасху, пользуюсь фотоаппаратом. Конечно, это не плетение корзин, как в древности. Ведь главное в монашеской работе, чтобы она не была творческой, чтобы разум был свободен для молитвы, а руки заняты. С другой стороны, я отношусь ко всей этой технике, как к молотку или лопате, как к средствам. К тому же послушание, основа монастырской жизни, многое прощает, оно ведёт к смирению, а смирение – главная добродетель, без которой невозможен путь в Царствие Небесное.

   Закрыв за собой дверь в келью, я долго и бесцельно смотрел на белые горы. В голове звучали слова монахов, но более всего я запомнил их лица. Одухотворённые, умудрённые опытом, ЗНАЮЩИЕ. И глаза, открытые миру. Они и сейчас передо мной. 

   Послушники снова откапывали дорогу к храму. В этом месте зимой часто метёт, даже когда в нескольких километрах от монастыря тихо. Провожая меня, один из монахов сказал: «Вы приезжайте сюда без фотоаппарата. Помолиться». 

  А машину нашего редакционного водителя Виталия, который должен был оставить меня в монастыре и вернуться в Оренбург, ветром на обочину вынесло. Вытаскивали трактором. Он опять ко мне в монастырь вернулся, дальше ехать не рискнул. Стихия. 
  А ещё я точно знаю одно: где бы я ни был, кто бы ни побеждал у меня в душе, там, среди заснеженной степи, монахи, презрев суету, молятся и за меня. 

Олег РУКАВИЦЫН, Фото автора